Настоятель Крестовоздвиженского собора г. Лесосибирска, благочинный Енисейского округа Красноярской епархии протоиерей Андрей Юревич ­– председатель попечительского совета православной гимназии г. Лесосибирска. О проблемах православных гимназий, о принципах, на которых строятся образование и воспитание в православных школах, – наша беседа с отцом Андреем.

– Отец Андрей, православные гимназии существуют и развиваются в новой России вот уже 20 лет. За это время накоплен огромный опыт, у каждой гимназии – свой, подчас неповторимый, который был бы интересен и полезен другим. Происходит ли обмен опытом между православными гимназиями?

– К сожалению, за эти 20 лет пока так и не было создано в рамках Русской Православной Церкви единой системы общеобразовательных – на каждом слове делаю акцент – православных школ. В Москве и Московской области были годы, когда общались между собой православные гимназии; и я в этом как-то участвовал, когда приезжал в Москву. Но, по-моему, в последнее время каждая живет сама по себе.

Что же касается всей России, то раз в году мы все встречались на каких-нибудь чтениях, где завязывались контакты, давались номера телефонов и адреса электронной почты, и дальше уже в каком-то вечном частном порядке эти связи поддерживались. Мне представляется, что это какой-то пещерный подход. Так нельзя сейчас. Сейчас невозможно уже обходиться без руководящего центра. Структурированность должна быть. Возможно, через некий портал, интернет- форум…

– Вы имеете в виду методический центр на уровне Русской Православной Церкви?

– Да.

– При отделе религиозного образования и катехизации?

– Это должен быть и аналитический, и информационный, и методический центр. Этот центр должен выступать заказчиком на разработку пособий, быть руководителем «грантовых» программ. Вся информация должна в нем собираться, и он должен отвечать на самые разные вопросы. Здесь должна быть юридическая служба, потому что гимназии очень часто нуждаются и в правовой поддержке, ибо часто не знают всех юридических вопросов, не могут грамотно отстаивать свои права перед государством, на которое работают соответствующие юридические службы. Это также касается финансирования, материального обеспечения, правовых вопросов собственности, аренды помещений.

Да пусть это будет не центр, а хотя бы просто какой-то гостевой форум, куда можно зайти и пообщаться, найти в поиске любую гимназию и соединиться с ней!

Сам ли отдел будет этим заниматься или ассоциация православных общеобразовательных заведений – об этом можно подумать.

– Какие предметные области в гимназическом православном образовании сейчас наиболее проблемны и методически не проработаны?

– Я вижу три области. Это, прежде всего, область вероучительная. До сих пор мы имеет как самое универсальное и, как кажется, лучшее пособие книгу протоиерея Серафима Слободского «Закон Божий». Но она написана в общем-то для условий РПЦЗ и уже достаточно архаична; она на ту, заграничную, традиционную русскую культуру сориентирована – на их язык и стиль. А это все-таки не речь современной России. Современный подход к детям должен быть совсем другой. Я не могу сейчас пока сказать, какой именно, но вот, к примеру, учебник протодиакона Андрея Кураева по основам православной культуры совершенно другой.

Даже терминология вызывает вопросы. «Закон Божий»… Почему «закон»? Не в законе же мы живем, а в благодати. Еще митрополит Иларион в XI веке сказал «Слово о законе и благодати». И, возможно, нам надо думать не о том, как донести до детей информативные знания о Боге, а о том, как их с Самим Богом познакомить. Пусть это даже не учебник будет, а просто методические разработки и рекомендации, какие-то, может быть, курсы, мастер-класс или еще что-нибудь… Но что-то надо делать в этом направлении.

Вторая область – это, конечно же, русская литература. Преподают ее сейчас достаточно агрессивно. Произведения, которые даже в советское время не позволяли себе рассматривать, сейчас разбирают. Я знаю целые области, где в школах, например, заставляют читать роман В. Набокова «Лолита». Зачем?

– Вы говорите об обычных общеобразовательных школах?

– Да, об обычных государственных.

– Там обязывают читать…

– …потому что этот роман часто бывает включен в программу. Но мне кажется, это совсем ни к чему. Все читать, что появлялось за все последние века, не нужно. Надо произведения для разбора в школе как-то отбирать или, по крайней мере, давать какой-то угол зрения на них. А в православной гимназии обязательно давать точку зрения православную, давать оценку произведений соответствующую. Это второе.

Третье – это историко-обществоведческая область. В светских учебниках история классифицируется. И если раньше это было на советский манер, то теперь на соросовский манер, западный. Что это за учебники, в которых мы можем прочесть, что Великую Отечественную войну выиграла Америка?! А Россия чего-то где-то на Восточном фронте как будто бы сделала. Я сам видел такие учебники!

Вот три главные проблемные области.

– Если мы говорим о православных школах, то так или иначе подразумеваем школы традиционные. С другой стороны, иногда слово «традиционная» воспринимается как «архаичная». Как, сохраняя традиционное направление школы, сделать ее современной? В чем архаичность и современность православной гимназии?

– Вот, к примеру, на XI съезде партии «Единая Россия» была сформулирована идеология российского консерватизма. То есть партия будет проводить курс на модернизацию, о которой говорит нам Президент, на внедрение в жизнь современных технологий, сохраняя при этом основные традиции. В чем? В культуре, в понятии истории нашей страны, в представлениях о духовных ценностях. Это – тот здоровый российский консерватизм, который не в том, чтобы ездить на телегах, а в понимании своих корней, того, откуда мы идем. В том, чтобы чувствовать себя деревом с огромной корневой системой: тогда и дерево прочно стоит, и ветви его крепки, и листья не желтеют. Православные люди совсем не отказываются от достижений науки и техники, активно ими пользуются.

Но мы, например, категорически против того, чтобы в школах «современная» тестовая система повсеместно заменила традиционную систему оценки знаний учащихся. Тестовая система в Америке проникла во все области, все заполонила. Но там она входила в жизнь в течение долгого времени. И теперь уже, конечно, многие специалисты аттестовываются исключительно по тестам. Но у нас-то такого никогда не было!

Мне же, например, нравится древний античный принцип: обучение ведет мастер, которого окружают ученики. В афинской Академии прогуливались по садам Аристотель и Платон, а вокруг них собирались ученики, которые беседовали с ними. Так же, кстати сказать, и Христос учил. Он – Учитель, и были ученики вокруг Него. Но это были беседы. Ученики ведь за партами не сидели, конспектов не писали. И тем не менее научились всему. От Человека – к человеку. И это тоже некий способ, который может быть употребляем и в наше время.

Нужно обратить внимание и на то, что имела советская система образования. Я говорю о методиках. Это не архаизм. Это то, что из каких-то глубинных основ человеческого общения выходит. Вот это бы не потерять.

– Батюшка, вот вы вспомнили подход к обучению античных преподавателей, философов. Но если его применить в современной школе, то как тогда будет производиться проверка знаний, аттестация, как будет вестись контроль качества усваиваемого материала?

– А чем плохо было то, что было в школе в советское время? Почему, например, билетная система или просто когда учитель задает вопрос, а ученик на него отвечает, – почему это сейчас считается плохим, устаревшим? Ведь в советский период была возможность системного развернутого ответа ученика на поставленный вопрос. И вопрос был совсем на такого типа: в шляпке какого цвета Анна Каренина бросилась под поезд? Зачем это знать вообще? Это глупость какая-то. А концептуальные вопросы, вопросы мировоззренческого плана в тест не включишь, потому что на них в тесте, где только надо выбрать «да» или «нет», поставив галочку, невозможно ответить! Развернутые ответы возможны только в той, традиционной системе, допустим, экзаменов. Конечно, я, прежде всего, говорю о гуманитарной области. С математикой, физикой или другими предметами может увязываться как-то и тестовая система. Даже в истории, если речь идет только о знании дат и имен. Но историческую оценку событию уже в тесте не дашь. Тесты отучают учеников мыслить, отучают анализировать; ученик, которого «натаскивают» на тесты, не умеет ставить задачи, делать выводы. Тезис, антитезис – для него ничего этого нет, для него самое главное – либо зазубрить какие-то параметры, либо угадать эти параметры как-то интуитивно.

– Отец Андрей, но для того, чтобы проводить уроки и проверять знания так, как вы говорите, отходя от рамок тестов к некоему свободному и творческому контролю знаний со стороны учителя, надо повысить и требования к самому преподавателю.

– Конечно.

– Это означает, что сам преподаватель должен глубоко знать предмет, и мало того, что глубоко знать содержание курса, но он должен еще и уметь его качественно преподать. Одна из проблем сегодняшних православных гимназий – это проблема кадров. Если столичные гимназии могут привлекать высококвалифицированные кадры преподавателей, то региональные гимназии далеко не по всем предметам могут найти учителей, которые будут одновременно и глубоко верующими людьми, и профессионалами в своей области. Сталкивались ли вы с проблемой подбора преподавателей для вашей гимназии? И если есть выбор между профессионализмом и глубиной веры потенциального учителя гимназии, чему можно отдать предпочтение?

– Мне кажется, что в нашей стране институт учительства постепенно деградирует. Я уже слышал такие, например, мысли от наших руководителей образования: «Мы, вероятно, в скором будущем будем разрешать преподавать человеку даровитому, но не имеющему педагогического образования…. Если он как-то себя проявит – пусть преподает…». Да, действительно, есть люди, которые педагоги от Бога, но и знание «ремесла» им бы не помешало. Я сам знаю таких педагогов от Бога, которые преподают лучше, чем те, кто имеет диплом преподавателя, абсолютно не умея при этом общаться с детьми. Но за подходом, указанным выше, стоит осознание того, что педагогов не хватает, и потому преподавать можно разрешить всем. А раз всем, тогда давай и тестовую систему – тут не надо ничего особенного знать, не надо уметь рассуждать. Новым «педагогам» всего-навсего достаточно будет иметь у себя какую-нибудь хрестоматию, с которой они будут сверяться, некую текстовую базу. Он с базой сверил: правильно – неправильно – и оценил: «четверка», «пятерка» или «двойка». Вот такая получается новая учительская работа.

Что же касается подбора кадров для православных гимназий, особенно небольших городов, в глубине регионов, то, конечно, проблема такая есть. Тут надо еще работать. И работа должна быть селекционная, кропотливая – по нахождению в городе, в регионе преподавателей, по их приглашению, по их воцерковлению, в конце концов. Это не меньшая, а может быть и большая работа, чем воспитание самих детей. Учителей тоже надо воспитывать. Учительский слой надо создавать, генерировать, с ним надо работать очень много. А еще больше – работать с учителями для учителей, то есть с преподавателями педагогических вузов. Это разве не проблема, что в педагогические институты идут сейчас только для того, чтобы получить диплом, заранее зная, что не будут педагогами работать? В педвузы надо отбирать не только по экзаменам; туда надо отбирать как в спецназ: с учетом скорости реакции, с проверкой на психологическую устойчивость и, конечно, на доброту и любовь, на самопожертвование, на мотивацию поступков. Вот как нужно отбирать студентов для педвузов.

Примерно так мы и пытаемся отбирать в нашу гимназию. Но для этого надо немножко заявиться, то есть сделать так, чтобы люди захотели идти преподавать в нашу гимназию. Нужно себя немножко как-то «попиарить». И нужно создать пришедшим к нам преподавать условия для плодотворной работы. Чтобы мы как учебное заведение были на определенном уровне. Это огромная работа, работа многогранная. Мы пытаемся всем этим заниматься, и у нас как будто это получается. У нас достаточно хорошие специалисты собрались – и по разрядным категориям, и по знаниям и опыту, И, конечно же, по душевным качествам. Не всегда, правда, это уже верующие люди, но мы стараемся их воцерковлять.

– То есть все-таки приоритет за профессионализмом, а воцерковление может быть и постепенным?

– Бывает по-разному. Здесь должен быть индивидуальный подход. Мы ведь когда приглашаем специалиста, сразу ему говорим: вот вы будете дидаскал, а вы – только информацию давать и при вас обязательно будет человек, который будет вас корректировать, подправлять и ваше общение с детьми. Случалось, что учителя, воцерковившись, сразу шли к нам. Есть у нас и «свой» преподаватель – из выпускников нашей гимназии. Это вообще великолепно, когда ребята, закончившие гимназию и получившие педагогическое образование, возвращаются преподавателями к нам. Это просто здорово.

– Батюшка, а сколько учащихся у вас в гимназии?

– 170 человек.

– И сколько классов?

– С 1 по 11 классы.

– Выходит, что в каждом классе 15 человек.

– Классы разные по числу учеников. И вот почему. Во-первых, в разные годы была в нашей стране разная рождаемость, поэтому детей какого-то возраста больше, а какого-то – меньше. Во-вторых, есть некоторый отсев после 9-го класса: кто-то уходит в училище или еще куда-нибудь учиться. Есть также и некоторый естественный отбор. Ведь даже среди апостолов Христа оказался предатель. Когда берешь ребенка в 1-й класс, не всегда можно с уверенностью представить, каким он вырастет, допустим, к 8-му классу. Бывает, что приходится с некоторыми из учеников и расставаться. А кто-то и сам уходит.

– А расставаться по поведению или по оценкам?

– Скорее, по поведению. Невысокий уровень успеваемости мы терпим и создаем коррекционные группы. У нас в гимназии практикуется индивидуальный подход к ученикам. Это, с одной стороны, программа «Одаренные дети», а с другой – есть группы по семь-восемь человек для детей с задержкой умственного развития.

– А как быть с маленькими по числу учеников классами, которым все равно нужно обеспечить полный набор преподавателей с достойной заработной платой? Ведь это довольно дорогое для школы «удовольствие» – класс с малым числом учащихся.

– Шесть лет назад нам пришлось закрыть один класс, в котором осталось три человека. Четыре человека мы еще тянули, а когда их осталось трое, то, доведя их до 9-го класса, сказали родителям: «Мы больше не можем; в 10-й и 11-й классы давайте их устраивать если не в училище, то в другую школу». Так что класс пришлось закрыть. А у учеников все более-менее устроилось.

Так что до самого минимума мы терпим и тянем. Но здесь уж и средства приходится привлекать дополнительно приходские, потому что государственные субвенции идут на класс-комплекты, где по 25 человек. Вот 170 человек делят на 25, получается где-то 7,7 класс-комплектов. Нам на них перечисляют деньги. А остальные четыре класса мы оплачиваем сами. Плюс, естественно, коммунальные платежи, ремонты, оборудование, парты, учебники, компьютеры, питание и т.д. – это все за наш, в общем-то, счет.

– В некоторых гимназиях существует такая проблема, что когда привлекается какой-то спонсор, появляется и чадо этого спонсора, которое далеко не всегда ведет себя корректно: ребенок же знает, что его родители субсидируют школу. Как быть в таких случаях? Есть ли такая проблема у вас?

– У нас такой проблемы нет, потому что у нас нет таких спонсоров, которые бы школу субсидировали. У нас только один спонсор, который ее субсидирует, – это наш приход. И можно говорить в какой-то степени о проблеме детей священников. Причем эта проблема проявляется совсем по-другому. Не то чтобы ребенок зазнавался, а наоборот: когда ребенок священника получает «пятерку», то одноклассники говорят: «Конечно, с такой фамилией я бы тоже всегда ”пятерки” получал». Проблема, скорее, бывает вот в таком повороте.

– А есть ли проблемы с подростками, когда они начинают курить или ругаться, собираться в какие-то антисоциальные группы?

– Сколько угодно.

– Как вы боритесь с этими явлениями?

– Проблем сколько угодно, но сложно указать какой-то один подход к их решению. Мы практикуем всегда подход личностный. Я всем учителям, и классным руководителям, и священникам, и себе всегда говорю: «Надо постараться суметь стать другом для этого ребенка». Если мы будем с ребенком дружить – конечно, без фамильярности, но, тем не менее, дружить, – то тогда можно будет надеяться на откровенный разговор, на то, что ребенок откроет тебе душу. Ведь у многих проступков есть причины. Не просто же так, как говорится, дурь в голове. А что же там? Может быть, всему причиной какая-то достаточно утилитарная компания дворовая; а может быть, это какой-то эмоциональный стресс в связи с положением в семье; может быть, это просто в силу возраста – некая «романтичная» неудовлетворенность жизнью, поиск себя в жизни – отсюда и «я никому не нужен». Надо суметь найти причины, выйти на них и как-то индивидуально с этим человечком разрешить. Могу сказать, что подобный подход я «отрабатываю» в собственной семье. У меня семеро детей, и мы с матушкой стараемся поддерживать с ними такие вот дружеские, откровенные отношения. И, конечно, с теми, кто учится и преподает в нашей гимназии. А дети, кстати, охотно идут на контакт, охотно открываются.

– Отец Андрей, можно ли утверждать, что выпускники православных гимназий будут, говоря светским языком, не менее успешны в жизни, чем выпускники обычной общеобразовательной школы?

– Слово «успешность» сейчас на языке у всех. А что значит «успешный»? Это значит деньги, которые ты будешь зарабатывать? Или машины, на которых ты будешь ездить, или дом, в котором ты будешь жить? Или это значит престижность фирмы, в которой ты будешь работать, курорта, куда будешь ездить на отдых? Что такое «успешность»? Ведь успешные по всем этим параметрам люди нередко в середине жизни оказываются очень несчастными, потому что выходит, что семью-то себе они настоящую не построили, и истинной любви-то у них нет, друга жизни у них нет, который готов жизнь за него отдать. За деньги его, да, наемница-жена ему будет, а вот быть с ним, когда у него ничего не останется, она не согласится. Детей нет, в лучшем случае есть один эгоист – это разве успешность? Так что в чем успешность-то?

У нас, кстати, бывают беседы, уроки со старшеклассниками об «успешности». Мы разработали анкету, на вопросы которой они отвечают анонимно; потом эту анкету обсуждаем. Разные мнения бывают. Так что спорим, дискутируем об успешности. Они понимают, что успешность сегодняшняя во многом показная, эфемерная, что настоящая успешность – она в чем-то очень глубоком. Причем очень часто бывает, что если человек успешен в этом глубоком, то часто – хотя и не всегда, но часто – бывает, что и мир начинает это ценить. Вот матушка моя – она престижное образование получила. Мы вообще-то из Москвы, первые 25 лет своей жизни в Москве прожили. Она закончила Московский архитектурный институт. Потом мы уехали в Сибирь. У нас после уверования дети стали рождаться каждые полтора-два года. И как будто для мира она стала неуспешной: все время сидит дома, в декрете. Домохозяйка. А потом, когда она всем своим опытом жизни семейной и рождением и воспитанием детей стала делиться, делиться просто с людьми, делиться через уроки в гимназии, делиться, написав книжку «Матушкины цветочки», она стала известна, и даже мне иногда приходится представляться: «Муж матушки Ольги».

Однажды отец Димитрий Смирнов рассказал о споре двух женщин. Одна – общественный деятель, а другая – домохозяйка, многодетная мама. И первая говорила, распаляясь: «Да я-то в комиссиях, я на форумах, я езжу, я работаю, я то-то и то-то». А другая ей говорит: «Слушай, а ты знаешь, как пахнет шейка у маленького мальчика между ушком и плечиком?» Первой и нечего было сказать: у нее детей не было, она занималась общественной деятельностью. Так что успешный – это какой? Счастливый?

– А выпускники православной гимназии будут счастливыми?

– Я надеюсь, мы воспитаем их так, что они станут счастливыми. А в чем будет их успешность, они сами решат. Есть же базовые ценности. Есть эти базовые, фундаментальные человеческие ценности – то, к чему мы Богом призваны. Если в ущерб этим ценностям мы хотим, чтобы люди стали успешными, успешными только внешне, то это неправильно. Если они сумеют одновременно быть в том и другом, то ладно. Но, как правило, одно почему-то вытесняет другое.

– Итак, вы уверены, что выпускники православных гимназий, зная о фундаментальных христианских ценностях и живя по ним, будут счастливы, даже если внешне видимый успех не будет им сопутствовать? Внутренний стержень христианского благочестия даст им счастье?

– Конечно. Их успех должен быть в гармонии с самим собой, в гармонии с Богом, в гармонии с тем, что Господь заложил в человека как такового, в гармонии со всем миром и с другими людьми. Вот эта гармония в жизни и есть успех. Это же радостно! Именно при такой гармонии становится радостно жить. А иначе получится как в пресловутом названии фильма – «Богатые тоже плачут».

Главное, чтобы наши дети потом не плакали, понимая, как неправильно прожита ими жизнь. Чтобы они в конце концов могли сказать: «Я хорошо и правильно жизнь прожил!»

Обсудить в форуме >>>